Стихотворения Михаила Розенгейма - Страница 3

– Довольно, – проговорил мой приятель умоляющим тоном.

– Нет, погоди, – отвечал я и продолжал читать:

Что ни будь, а, супостаты,
Вам ее не проглотить:
Нет, подавитесь, ребята,
По горбам придется бить.
Тут ведь салили уж губы
Не такие едоки…

– Остановись, – провозгласил мой приятель. – Я не могу дольше выносить твоих насмешек надо мною: ты объявил мне, что г. Розенгейм есть обличитель современного русского общества, а вместо того читаешь мне его проклятия Западу.

– Друг мой, – кротко возразил я, – мне хотелось сначала показать тебе, с какой точки зрения обличает пороки г. Розенгейм. Ты ведь любишь во всем доискиваться до коренных начал и побуждений. Дай же мне досказать то, что я начал. Г-н Розенгейм скромен в своих требованиях; любя Русь, он делает ей замечания за некоторые ее недостатки, но тем не менее ставит ее превыше всех земных племен. Он не любит тех, которые, указывая нам на пример других, требуют преобразований нашего общественного устройства. Нет, говорит он им, – не шуми:

Что порочишь ты так бестолково, легко, —
Создано не такими людьми!

Устроено все прекрасно, но беда в том, что не во всех внедрено почтение к существующему устройству. Поэтому:

Если зол ты на свет, точно правду любя,
То не тронь в нем порядок вещей;
Но исправь-ко сперва, мой почтенный, себя,
Отучи от неправды людей…

При такой скромности г. Розенгейм, разумеется, не может взять на себя каких бы ни было изменений и улучшений в общественном порядке. Он считает своей обязанностью всегда идти за тем, кто идет впереди, куда бы тот ни шел. Только уже в крайнем случае решается он скромно попросить, чтоб его не завели в какую-нибудь трущобу, а доставили куда следует. Такой же точно образ действия присоветывает он и народу. Так, в стихотворении «Памятник» он заставляет весь русский народ говорить какому-то боярину:

Будь меж нами старшой, но как старший наш брат,
В каждом лихе у нас будешь ты виноват,
Потому что тебе свет и сила даны
И познанья, а мы – мы, боярин, темны;
Потому что везде за тобою идем.
Мы неправы, – знать, ты шел неправым путем;
Мы порочны, – то ты нам пороки привил;
Кривда в нас завелась, – ты нас кривде учил;
В беззаконья вдались, – ты законом играл,
Ты его оскорблять нам пример показал.
Так ко всякому злу от тебя идет след,
И за всякое зло ты дашь богу ответ.
Да, боярин, у нас ты причиной всего!
Кому много дано, много спросят с того.
Так веди ж нас; а мы за тобою пойдем.
Но веди только нас всюду правым путем.

– Вот уж этого я никак не ожидал! – вдруг воскликнул злой приятель мой. – Я думал, что он скажет по крайней мере: так как от тебя у нас все гадости, то уж не трудись вести нас; лучше нам самим поискать дороги, А он вдруг заключил: так веди ж нас!.. Вот логика!..

– Друг мой, зачем замешивать логику в поэзию? – скромно заметил я.

– Да какая же тут поэзия! До сих пор не заметил я ни малейшей искры поэзии во всем, что ты читал мне. Одни только фразы, самые избитые и пошлые.

– Зачем выражаться так резко, мой друг? Вспомни, что я ведь и читал тебе именно такие места, из которых следовало тебе увидеть общие понятия г. Розенгейма. А ведь у него есть обличительные стихотворения, в которых гораздо более…

Я замялся, не зная, чего более в обличительных стихотворениях г. Розенгейма. Злой приятель тотчас заметил мое затруднение и, чтобы увеличить его, спросил резко:

– Какие же именно явления обличает г. Розенгейм?

Я смутился еще более, потому что вовсе не был приготовлен к такому вопросу.

– Как же – какие? – отвечал я… – Всякие… Г-н Розенгейм пишет вообще… Да вот всего лучше – пример. Я не стану читать целого стихотворения: все они непомерно длинны. Но вот несколько стихов:

Край родной, избранник бога,
Ты заснул в пути;
Ты петровскою дорогой
Не сумел идти.
Заменив живое дело
Грудою бумаг,
Ты погряз душой и телом
В формах и словах.
И, валя чрез пень-колоду,
Вечное авось
Черной немочью народу
В плоть и кровь впилось.
В каждой сделке ход привычный —
Сбыть товар лицом;
А к успеху путь обычный —
Заднее крыльцо.

Прочитав это, я посмотрел на приятеля; злой человек этот презрительно улыбался. Я поспешил перевернуть несколько страниц.

– А вот из другого стихотворения, – сказал я, – здесь поэт обращается к «молве», называет ее криксой-говоруньей и просит звать нас всех к правде. Затем он продолжает:

Проникая в глубь сердец
Этим мощным зовом,
Вразуми нас наконец
Задушевным словом,
Как честным трудом найти
И честной достаток,
Что к богатству есть пути,
Кроме краж и взяток,
Что отечеству служить
Можно без поклонов;
Уваженье нам внуши
К святости законов,
Убеди, что сила царств,
Краев преуспенье, —
Честь и благо государств
В этом уваженьи.
Провозвестница начал…

– Перестань, – перебил меня злой приятель. – Как тебе не надоест читать все это? Неужели ты не понимаешь, что все это есть не более как плохое переложение в стихи очень прозаических фраз, бывших у нас в ходу года три тому назад? Если хочешь, я тебе такие переложения могу доставлять сотнями. Да вот кстати одно из них; мне принес его один юноша с просьбой передать куда-нибудь для напечатания. Не хочешь ли?

И он подал мне листок, на котором написаны были следующие стихи:

ПОРА!
Нет, уж нечего больше шутить,
Нет, не в силах я больше смеяться.
Надо слезы раскаянья лить
И в слезах от пятна омываться,
Что века наложили на нас…
Нам в самих себя надобно вникнуть
И исправить себя от проказ,
И на целую Русь надо крикнуть,
Что теперь наступила пора —
Да и точно она наступила —
С корнем вырвать все отрасли зла,
Что так долго Россию губило.
Не поможешь словами теперь,
Надо действовать честно и смело.
И при этом – хороший пример
Лучше брани постыдному делу.
Честью родины кто дорожит,
Пусть пожертвует выгодой личной —
Мелкой должностью пусть не презрит
И пример всем представит отличный.